Примечание автора: «боль», «причинение боли» и «насилие» в данной статье являются взаимозаменяемыми понятиями.

«Насилие с эстетической точки зрения — это самая интересная, самая привлекательная и самая кинематографичная вещь. Не только само насилие, но и боязнь насилия.» — Квентин Тарантино, режиссёр.

«В любой художественной литературе, сколько она существует, вполне может присутствовать насилие как таковое. Но важно под каким углом зрения даётся тема.» — Маргарита Гуминенко, поэт, писатель, автор ряда статей о кино и литературе.

Так почему мы испытываем к насилию отвращение и страх? Что заставляет нас на нём сосредотачиваться и относиться холодно, при этом сопереживая главному герою? И почему нам смешно воспринимать чужую боль? В данной статье я постарался ответить на все эти вопросы. Однако по порядку.

Страх. Шок. Антипатия. Отвращение

Именно так определяет жанр «ужасы» английский писатель, лексикограф и литературовед Джон Энтони Каддон. Дополняют эту мысль слова основательницы готического романа Энн Рэдклифф о двух постоянных элементах данной области: «террор» и «хоррор». Первое — ужас до случившегося, второе — мерзкий кошмар после.
Такую градацию отчасти подтверждает, например, рассказ Стивена Кинга «Корпорация <Бросайте курить>». Главный герой (Моррисон) по совету друга (Маккэнна) обращается в компанию с одноимённым названием, где ему ставят ряд условий. Если он закурит после обращения, то его жену посадят в закрытую комнату и ударят слабым зарядом тока. А после — ещё ряд наказаний, последнее из которых: его жене отрежут мизинец.

И это типичный представитель «террора». Никакое из наказаний нам не показывают, а лишь нагнетают каждый раз. И читатель вынужден гадать. Бросит ли главный герой курить? До какой стадии он дойдёт? Увижу ли я хотя бы одно из наказаний? И так до самого конца, где и наступает пик «террора»:
«Моррисон и Синди случайно встречают в театре Джимми Маккэнна с женой… Моррисон пожимает ей руку. У нее странное рукопожатие. Только в середине второго действия Моррисон понимает, почему у жены Маккэнна на правой руке нет мизинца.»
Режиссёр Джеймс Ван идёт дальше. Он играет понятиями «террора» и «хоррора» на протяжении всего произведения. Например, в фильме «Пила: Игра на выживание» нам часто показывают жертв маньяка, которые, в конце концов, вынуждены жестоким образом погубить себя. Таким образом, до этого случая зритель испытывает страх от предвкушения неизбежного, а после — отвращение. И вновь пик этих ощущений приходится на последние минуты фильма:

Несколько часов назад пристёгнутый к батарее за ногу Гордон понимает: маньяк хочет, чтобы он отпилил себе ногу. Только в конце, уставший и отчаявшийся, он решается это сделать. На его лице чётко отображаются: отчаяние, подавляемый страх и невыносимая боль. А блёклые стены старого прогнившего туалета и зловещая тишина только ещё больше давят на эмоциональное состояние

Зритель же, с ужасом ждавший этого момента, под влиянием всех этих факторов при просмотре съёживается от мерзкого зрелища.
В комментариях к DVD версии фильма сказано, что большое количество ловушек маньяка создатели почерпнули из собственных ночных кошмаров. И это действительно соотносится с ощущениями, которые зрители испытывают при просмотре такого кино. Ведь на протяжении сна тебе страшно, а потом случается неизбежное. И сознание вырывает тебя из кошмара, не желая принимать такую реальность.
Но насилие — это не всегда страх…
Добро должно быть с кулаками
Примерно так можно охарактеризовать большинство представителей жанра «Боевик». При этом, как говорит автор «Саги о Ведьмаке» Анджей Сапковский:
«Для убийства монстров требуется профессионал (не типичный принц на белом коне, не саожник, как в сказках): тот, кто предлагает свои услуги за деньги, а не за какую-то там принцессу.»
Это подтверждает уже первая боевая сцена в саге:
«Поднялся крик. Кто-то из гостей кинулся к выходу. С грохотом упал стол, глухо шмякнулась об пол глиняная посуда. Трактирщик — губы у него тряслись — глядел на чудовищно рассеченное лицо рябого, а тот, вцепившись пальцами в край стойки, медленно оседал, исчезал из глаз, будто тонул. Двое других лежали на полу. Один не двигался, второй извивался и дергался в быстро расплывающейся темной луже. В воздухе дрожал, ввинчиваясь в мозг, тонкий, истошный крик женщины. Трактирщик затрясся, хватил воздуха, и его начало рвать.»
Даже в этом коротком отрывке за профессионализмом ведьмака наблюдать интересно, он заставляет читателя сосредоточенно следить за произошедшим. При этом описываются:

1. Реальные ощущения простого обывателя:
⦁ кто-то кинулся к выходу;
⦁ губы у него тряслись;
⦁ трактирщик затрясся, хватил воздуха, и его начало рвать;

2. Неприятные звуки:
⦁ поднялся крик;
⦁ с грохотом упал стол;
⦁ глухо шмякнулась посуда;
⦁ в воздухе дрожал истошный крик женщины;

3. Речевые обороты с негативной окраской:
⦁ чудовищно;
⦁ ввинчиваясь в мозг;
4. Неприятные виды:
⦁ рассечённое лицо;
⦁ тот медленно оседал, исчезал из глаз, будто тонул;
⦁ второй извивался и дергался в быстро расплывающейся тёмной луже.
Всё это выступает в роли отрезвителя: насилие — это неприятно. А заглянув в книгу чуть раньше, можно обнаружить в себе сочувствие к хладнокровному убийце: к нему относятся с явно дискриминационными наклонностями, и сперва на него напали. Такими темами сага буквально кишит, включая целые мировые войны.
Похожим образом мы наблюдаем за Джоном Уиком в одноимённом фильме, как, например, в сцене в клубе из первой части:

И здесь то же самое: концентрация на мастерстве, вскрики людей по близости, боль главного героя (особенно когда он упал в конце), агрессивная музыка, не менее агрессивное освещение, кровь. И зритель испытывает соответствующие эмоции.
При всём этом, «Джон Уик» не про драки и перестрелки. Вот что говорит режиссёр фильма Чад Стахелски:
«Мы боролись за развитие персонажа. Да, Джон Уик дерётся, но ориентир был на нечто кинематографически другое.»
На этой ноте мы перейдём на нечто жанрово другое — то, что противоположно страху и отвращению…
Вычурность. Нелепость. Ирония. Абсурд.
Как эти слова применить к насилию? Это ведь зло, к нему мы должны относиться отвратительно. Писатель Олег Шелонин соглашается с этим. Но в своих произведениях он предпочитает высмеивать зло, выставлять его с комической стороны.
Например в их совместном с Виктором Баженовым романе «Ловец удачи» присутствует такой отрывок:
«Ночка оказалась не самая удачная. Это вор понял сразу, как только в проеме окна, у которого он стоял, нарисовалась волосатая рожица. Нос картошкой, любопытные, улыбающиеся глаза, в оскаленных зубах — нож.
Несколько мгновений они хлопали друг на друга глазами. Первым опомнился вор.
— Извини, — деликатно сказал он, огревая конкурента выдернутым из мешка серебряным подсвечником, — но я здесь уже всё обчистил.
— А-а-а!!! — согласился с ним конкурент, падая вниз.»
Здесь используются такие приёмы, как:
1. Сатирическое описание: «…волосатая рожица. Нос картошкой, любопытные, улыбающиеся глаза»
2. Нелепость ситуации: «Несколько мгновений они хлопали друг на друга глазами. Первым опомнился вор»
3. Сарказм главного героя: «— Извини, — деликатно сказал он, огревая конкурента выдернутым из мешка серебряным подсвечником…»
4. Ирония авторов романа: «— А-а-а!!! — согласился с ним конкурент, падая вниз»
Выставляют насилие в комическом свете и мультипликаторы Уильям Ханна и Джозеф Барбера в «Томе и Джерри»:

И здесь причинение боли выстраивается в несколько основных принципов:

1. Важны последствия — никакого вреда для этих животных:
⦁ на 1:30 мышь теряет сознание вследствие множественных сильных ударов всем телом о стену, но уже через 40 секунд она набирает приличную скорость бега;
⦁ на 2:10 кот получает сильный удар в открытый глаз, но это никак не сказывается на нём;

2. Забавные звуки:
⦁ весёлая, «бегущая» музыка, вторящая основному занятию главных героев и подчёркивающая каждое их движение (что позволяет легко воспринимать происходящее);
⦁ «мультяшные» звуки (ксилофон на 0:45, свисток на 0:55, стук половинками кокоса на 1:12, тот же кокос/ксилофон на 1:21, мышь отвечает болью на боль с теми же звуками на 2:03, барабанные тарелки на 2:16, колебания упругого металла на 2:21);

3. Рисовка и анимация:

На лице мыши на протяжении сюжета изображаются испуг и хмурость. При этом детские черты делают мимику забавной.

Мимика кота выражает самодовольство и бесстрашие. А в конце и страх. Однако широкое лицо и большие глаза придают харизмы даже в этом случае.
⦁ поведение, в свою очередь, вторит мимике (мышь со страху нелепо убегает, а в беге кота видна не менее нелепая самоуверенность);
⦁ цвета же, яркие, контрастные (синий кот против красной мыши, чёрная нора в белой стене) — интуитивно понятные для детей — подчёркивают всё вышеперечисленное;

4. Ирония:
⦁ чем усерднее мышь пытается сбежать от кота, тем чаще её глаза закрыты — так она дважды (на 0:37 и на 0:45) чуть не залетает в рот коту, а на третий раз (0:55), всё же, оказывается в нём;
⦁ слишком самодовольный кот заигрался и получает наказание, а ещё недавно боявшаяся быть съеденной мышь оказывается спасённой.
И эти принципы сохранялись на протяжении всей работы Ханны-Барберы над «Томом и Джерри» (1940-1958 гг), хотя менялись имена и, незначительно, формы персонажей.

Интересный взгляд на боль выражает и один из столпов мировой комедии Чарли Чаплин:
«Жестокость – основной компонент жанра. Старик подскальзывается на банановой кожуре, медленно падает и спотыкается – но мы не смеемся. Однако если это происходит с помпезным, добропорядочным джентльменом, выпячивающим собственную гордость – тогда нам становится смешно. Особенно если сыграно с достоинством и гордостью.»

Иначе говоря, физическая комедия — часто лишь способ высмеять пороки общества. Это коррелирует со словами создателей «Тома и Джерри» о том, что они пытались научить детей вести себя правильно и дружить. Чаще попадает коту, но благодаря его глупости и нежеланию договориться. А иногда доставалось и Джерри, когда в нём присутствовала, например, гордость.

Итог
Всё, что угодно, даже, казалось бы, однозначные понятия вроде «насилия» можно рассмотреть с разных точек зрения, часто под условностями жанров. Вот только однозначными они могут считаться разве что в реальности.
А кино/литература — скорее сон, где даже боль — это: страшно и отвратительно, интересно и жестоко, смешно и злободневно. Всё зависит лишь от взглядов автора и мысли, которую он хочет донести.

Автор: Марк Тютюнник

Культурный блогер, руководитель сообщества «Movie/FictionTalk» Вктонтакте.
Родился в 1998 году. В 2012 году заинтересовался кинематографом. С 2017 года занимается изучением особенностей монтажа, актёрской игры и кинематографических приёмов: сценарных, операторских, режиссёрких. С 2019 года занимается изучением также и литературных приёмов.
С 2019 года — заведующий блогом о кино и литературе «Movie/FictionTalk»  Вконтакте.