Виолончель в сознании некого усреднённого слушателя классической музыки – инструмент, занимающий почётное третье место. На первом месте, разумеется, фортепиано, второе разделили скрипка и вокал, ну, а на третьем – виолончель. И хотя мне за сам инструмент обидно, зато как слушатель, обожающий этот инструмент, я вижу в таком положении вещей ряд плюсов. Меньше оголтелых фанатов, а особенно фанаток, меньше мимолётных звёзд, меньше ярких халтурщиков, выезжающих на природном таланте, зато больше хороших исполнителей, и, по моему субъективному мнению, среди виолончелистов самый высокий уровень музыкальности, по крайней мере, у тех, кто добирается до определённого уровня признания и славы. Фестиваль Vivacello в этом смысле – огромная радость для таких любителей виолончели, и своего рода смотр (другая такая же огромная радость – конкурс Чайковского, как не сложно догадаться, и, кстати, Фестиваль Ростроповича, который также ежегодно привозит кого-нибудь из мировых исполнителей).
21 ноября в камерном зале Зарядья был концерт, который даже при беглом просмотре сулил и обещал массу впечатлений: шесть молодых виолончелистов, Бах и сочинения на тему Баха.
Первое отделение было сдержанным и строгим (насколько может быть строгой идея исполнить шесть Прелюдий из Баховских виолончельных сюит отдельно), хотя и не обошлось без неких эффектов. Например, Эдгар Моро играл прелюдию из Первой сюиты со сцены, а Александр Забабуркин, выступающий за ним, с балкона над сценой. Анна Кошкина справа, практически в проходе, а Александр Рамм — справа с балкона, Борис Андрианов снова внизу в проходе, да ещё и фактически у входа (т.е. у большинства слушателей за спиной), а Василий Степанов — снова со сцены. И тут, конечно, есть несколько моментов, влияющих на восприятие: это и выход нового исполнителя, и звук из разных точек (сверху определённо звучит интереснее, чем снизу), и возможность (или невозможность) наблюдать за процессом игры и музыкантом. Каждый из виолончелистов был по-своему хорош, а невольное сопоставление позволяло понять, в чём же изюминка каждого. Вот, например, Моро играет Баха достаточно свободно, и каждая фраза у него дышит. Где-то чуть быстрее, где-то чуть помедленнее, а целое напоминает живой монолог. Рядом с ним Забабуркин звучит, напротив, очень сдержанно и серьёзно, это тот Бах, к которому мы привыкли – возвышенный, эмоциональный, но в то же время классически благородный и уравновешенный; у Анны Кошкиной – изящный и непринуждённый. А затем практически встык — Александр Рамм и Борис Андрианов, и то, что их было не видно, а только слышно, сыграло только на руку. Ничто не отвлекало от музыки и, пожалуй, эти два исполнения были самыми и простыми, и самыми сложными, и самыми сильными в сете из Шести прелюдий. Завершающая прелюдия Ре мажор в исполнении Василия Степанова была чем-то вроде послесловия и мостиком к следующему произведению — Bach-Variations II Миндаугаса Урбайтиса, написанным (так и хочется сказать «собранным») согласно принципам минимализма.
Когда Рауф Фархадов перед одним из концертов Пятого фестиваля «Другое пространство» представлял программу, он сказал слушателям про сочинение Фараджа Караева «Я простился с Моцартом на Карловом мосту», что они услышат несколько гениальных нот. Слушатели оценили дружескую подколку, как только прозвучали начальные ноты Lacrimosa из знаменитого Реквиема. Здесь же у Урбайтиса редкий, можно сказать парадоксальный случай, когда все ноты были гениальны, чего, увы, нельзя было сказать о сочинении в целом. Более того, это произведение, как показалось, было исполнено гораздо лучше, чем написано, несмотря на то, что в первом паттерне было слышно, что у кого-то инструмент настроен немного ниже (кажется, у Рамма), а у кого-то (не то у Забабуркина, не то у Моро) – немного выше. Музыканты быстро состроились, и из всех этих бесконечных репликаций баховских фраз старались создать смысловой объём, но при всём том, невозможно было отделаться от мысли, что у композитора-то ничего этого нет, а есть только лишь растиражированный приём, за которым кроме самого приёма ничего особо и не стоит. И хотя, казалось бы, в таких ситуациях вопрос возникает и к композитору (не очень-то понятно, зачем так сочинять в 2000 году), и к исполнителю, выбор этого сочинения как раз понятен – оно у нас неизвестно, оно прекрасно вписывается в концепцию программы (Бах и вариации на тему), к тому же произведений для ансамбля виолончелей в музыкальной литературе мало, а тут такой повод собрать шесть первоклассных исполнителей, так что грех им было не воспользоваться. Да и сыграли-то хорошо, а то, что рядом с Бахом Урбайтис, мягко говоря, оказался совсем не Бахом, так тут поневоле скаламбуришь: рядом с Бахом и не всякого Баха в один ряд поставишь.
После такого завершения первого отделения, второе с «Джазовыми отражениями виолончельных сюит» вызывало некие опасения и скепсис. С другой стороны, джазовые обработки классики никогда не претендуют на глубину и пафос художественного высказывания, поэтому опасения эти были несколько иного рода. Однако Леонид Винцкевич на концерте признался и сам, что относится к джазовым обработкам классики скептически, и просьбу Бориса Андрианова посмотреть виолончельные сюиты Баха («там много джаза») воспринял без особого энтузиазма. Но всё же посмотрел. Как музыкант подчеркнул несколько раз (и на концерте, и то же написано в буклете), «процесс творческого переосмысления доставил нам всем колоссальную радость». И было видно, что и самим музыкантам (кроме Бориса Андрианова и Леонида Винцкевича, играл саксофонист Николай Винцкевич и на некоторых номерах присоединялся ударник – Джоэл Тейлор) в огромное удовольствие играть, и Бах, вдруг попавший в такой контекст, оказался вполне «своим парнем», а не только бронзовым гением. Где-то его музыка подвергалась большей переработке, где-то (например, Прелюдия из соль мажорной сюиты), наоборот, минимальной, но везде было видно, что для музыкантов эта музыка о музыке – это не только некий способ высказаться о Бахе, но и своего рода уникальная возможность «постоять рядом». И всё второе отделение было наполнено именно чистой радостью со-творчества. И было даже обидно, что, когда залу предложили подпеть, зал откликнулся несколько вяло. Конечно, отчасти это особенность резкой перемены формата: на классических концертах не то что петь в зале, там даже хлопать невпопад – неприлично, и публика, пришедшая в Зарядье на Vivacello, конечно же, из меломанов, предпочитающих консерваторию джаз-клубу. Более того, публика, собравшаяся в Зарядье 21 ноября, была сверх-воспитанной – в кои-то веки никто на концерте не кашлял (по крайней мере, громко), никто не забыл отключить телефон, вот и пели робко, да и хлопать в такт стали лишь по знаку Николая.
На последний же номер вышли все виолончелисты, и хотя не всем хватило места на сцене (Эдгар Моро демократично сел прямо на край), радости вроде бы хватило на всех. И если в первом отделении было слышно, что перед нами серьёзные музыканты, то во втором стало понятно, что серьёзность – далеко не всегда главное качество в музыке и музыкантах.
Автор: Надежда Игнатьева.
Фото: Денис Кузнецов.